Биографии
Александра Кержакова
Вместо предисловия
Книга о себе в девятнадцать лет — невероятная смелость. И кое-кто, услышав о ней, наверняка скажет, что Кержаков окончательно заболел звездной болезнью. Что ж, — это их право. Но лично я, затевая все это дело, преследовал совсем другие цели. После чемпионата мира интерес к моей персоне резко возрос. И если в Японию я уезжал обычным парнем, просто любящим повозиться с мячом, то вернулся уже в статусе «надежды российского футбола» со всеми вытекающими последствиями. Звонки от журналистов шли нескончаемым потоком.
Эта книга — своеобразная прессконференция. Или, если хотите, отчет о проделанной работе. Отчет перед друзьями, родителями и в первую очередь перед вами — моими болельщиками.
Я постарался рассказать о том, что раньше никогда не выносилось на общее обозрение: о своих мыслях, поступках и самых незначительных на первый взгляд мелочах, из которых, собственно, и складывается наша жизнь.
Почему «До шестнадцати и старше»? Мне кажется, такое название как нельзя лучше отражает нашу с вами жизнь: дети «до», мы сохраняем молодость души и «старше». Еще в названии заложена возрастная категория читателя — книга для всех. И потом, я не настолько велик, чтобы вьносить на обложку что-нибудь вроде «Игрок» или «Мой путь в футболе». Сами же и засмеете.
Кроме всего прочего, число шестнадцать стало для меня, как теперь говорят, знаковым. В шестнадцать лет я заиграл в своей первой «взрослой» команде — «Светогорце», шестнадцатый номер получил на своем первом (и надеюсь, не последнем) чемпионате мира. Поездка в Японию стала своеобразным рубежом, после которого надо становиться «старше».
Вот, собственно, и все. Теперь осталось сделать самое сложное — просто
Глава 1. Родительская
Матч с бельгийцами медленно близился к своему логическому завершению. Я посмотрел на часы — осталось минут двадцать. Всё, не выпустят. Жалко. Отец так хотел, чтобы я сыграл на чемпионате мира хоть десять, хоть пять минут. К этому он готовил меня с раннего детства, как только я научился ходить. Тренировки по выходным, занятия после его работы, поле, мяч, ворота. Обидно.
Стоп, меня, кажется, зовет к себе Романцев. Точно, выхожу на замену. Ну, Саша, вперед, не подведи свой «Зенит», родной Кингисепп и собственных родителей. Побежали...
Моя мама после института
Мне вообще очень повезло с родителями. Мало кто может похвастаться такими любящими людьми и вместе с тем строгими судьями. Без них не было бы того, что я имею сейчас, и того, чего я собираюсь достичь в будущем. Кем бы я стал без моей ласковой, всепрощающей мамы, без ее рук, лохматящих волосы, когда ты возвращаешься поздно вечером с тренировки? Где бы я был без отца, который, собственно, и сделал из меня футболиста? О звездах, к которым меня сейчас причислили (кстати, абсолютно незаслуженно), пишут и говорят чересчур много, а о родителях — необычайно мало. Пусть самая первая глава книги расскажет о них.
Моя мама, Татьяна Вениаминовна, родилась в 1956 году в Тверской (тогда Калининской) области. Ее отец (мой дед) был начальником участка в лесном хозяйстве, мать (моя бабушка) работала на почте. В семье мама была вторым ребенком. Был еще старший брат Александр, который работал в газоспасательной службе. По окончании школы в аттестате у мамы было всего четыре четверки. Недолго думая, она отправилась в Ленинград. И с первого захода поступила в Технологический институт, на специальность «инженер-механик по автоматизации». На дворе стоял 1973 год
Первый опыт
— В Ленинград я приехала вместе с подругой Ольгой, будущей Сашиной крестной, с которой десять лет сидели за одной партой. — говорит Татьяна Вениаминовна. — Разместились мы в общежитии на улице Хлопина, дом 7, то есть почти там же, где будет потом жить Саша, и целый месяц учились на подготовительных курсах. Кроме аудитории и собственной комнаты больше ничего, по сути, и не видели. Успешно сдав экзамены и поступив в институт, мы продолжали вместе жить и учиться.
Мой папа, Анатолий Рафаилович, родился в 1953 году в городе Дзержинске Горьковской (тогда Нижегородской) области. В семье его родителей было четверо детей, он шел вторым по старшинству. В Дзержинске он и подхватил эту лихорадку под названием «футбол», которая передалась мне по наследству. Когда папа начал дружить с мячом, он сам точно не помнит. Говорит, что всю жизнь «круглого» пинал и иногда даже спал вместе с ним.
— В то время редкий мальчишка не играл в футбол, — вспоминаетАнатолий Рафаилович. — Я свою карьеру начал в 9 лет в группе подготовки команды мастеров «Химик». Параллельно учился в школе, где, при всей моей любви к футболу, умудрялся не хватать двоек. Со временем перешел из детского коллектива в юношеский, потом получил статус «старшего юноши» и, наконец, оказался в основной команде. Кстати, у юношей уже были определенные привилегии. Нам выдавали так называемый билет участника, по которому можно было ездить в Москву. Кроме того, на 20-30 минут пускали к команде мастеров. За футбол тогда платили 110 рублей в месяц плюс давали талоны на питание, естественно, экипировку. Представляете — пацану платили больше сотни! По тем временам мы смело называли себя «миллионерами»: не каждый специалист с высшим образованием получал такие деньги.
Отец с командой «Химик» на сборах в Сочи (1-й ряд слева)
В основной состав «Химика» отец попал в 17 лет, сразу же получив престижный 10-й номер. Интересно, что вместе с футбольным «вирусом» он передал мне и любовь к «десятке». Почти во всех командах, где я имел возможность выбирать себе номер, я брал именно его. Так и отец — он тоже с детства носил на футболке «единицу» и «ноль» и всегда играл в нападении. Правда, в «Химике» он забивал немного — примерно восемь мячей за сезон.
Впрочем, и серьезных травм у него никогда не было. Так, ушибы. То время он всегда вспоминает с большим удовольствием.
Мама с папой в деревне
— Мы тогда много колесили по стране, — улыбается Кержаков-старший. — Куда нас только не заносило! Наверное, во многих местах я и не побывал бы, если бы не футбол. Но, увы, всему хорошему рано или поздно приходит конец. В 1970 году класс «Б» чемпионата Советского Союза перестал существовать. Три первые команды из него попадали во вторую лигу. Наш «Химик» был вторым. Не по игре, а по деньгам. Содержать команду второй лиги Дзержинску было явно не по силам. Приглашений же в серьезные команды, например в «вышку», ради которых стоило бы в корне менять свою жизнь, не было. Тем более что в 19 лет у меня начались проблемы с коленом, а делать операцию, если честно, я побоялся. А самое главное, заболел мой отец. Он жил один в городе Кингисепп Ленинградской области, и за ним нужно было ухаживать.
С футболом пришлось притормозить, поэтому я поступил монтажником на предприятие «Фосфорит». Именно там я и познакомился с мамой Александра — Татьяной Вениаминовной. Работали в одной смене, общались, ходили в кино.
— Толя восхитительно ухаживал, — мечтательно замечает Татьяна Вениаминовна. — Цветы, разные милые подарочки... Мы много вместе гуляли и исходили весь Кингисепп вдоль и поперек. А примерно через год после знакомства он решился сделать мне предложение.
— Да я был твердо уверен, что ты мне скажешь «да»! — возражает Анатолий Рафаилович. — Как можно отказать такому парню, да к тому же еще и футболисту? Свадьбы, правда, как таковой у нас не было. Просто собрали человек десять близких людей, которые весело кричали нам «Горько!» Какой год-то был? Точно, 1979-й
Поначалу молодые стали снимать квартиру. Через какое-то время им, как молодым специалистам, дали комнату в Кингисеппе. Несколько лет спустя, родителям дали квартиру, однако предшествовало этому достаточно важное событие, о котором — в следующей главе.
Информация к размышлению. Город Кингисепп — родина Александра Кержакова
Город Кингисепп расположен в Ленинградской области на берегу реки Луги в 137 километрах от Санкт-Петербурга. От Финского залива Кингисепп отделяют 40 километров, от эстонской границы-25. Население города — более 52 тысяч человек.
Городской музей в Кингесеппе
Первое летописное упоминание о поселении, ставшем прародителем современного Кингисеппа, относится к 1384 году. Земли на побережье Финского залива и вдоль реки Луги тогда принадлежали Великому Новгороду и являлись предметом постоянных посягательств со стороны его соседей — Швеции и Ливонского ордена. Борьба с ними и потребовала строительства новой мощной крепости вблизи западных границ. По свидетельству историков, лучшие новгородские каменщики, плотники и воеводы отправились на среднее течение реки Луги, имя она получила. от названия племени «ямь», проживавшего в то время на южном побережье Финского залива. Крепость представляла собой сплошную каменную стену с башнями и воротами и по тем временам (конец XIV века) считалась неприступной.
Население крепости постепенно увеличивалось, и через какое-то время люди стали селиться и за крепостными стенами. Вокруг города возник посад, поделенный на две стороны — Копорскую и Новгородскую.
Храм
Ям имел огромное стратегическое значение сначала для Новгородского, а потом и Московского государства, куда он вошел в конце XV века, поскольку расположился на пересечении торговых путей из Руси в Прибалтику. К началу XVI века город становится не только военным, но ремесленно-торговым и административным центром Северо-Западной Руси.
В 1558 году между Россией и Ливонией разгорелась ожесточенная война за выход в море, получившая название Ливонской. Успешно начав ее, впоследствии Россия потерпела ряд неудач, и в 1582 году русские города Ям, Ивангород и Копорье попали под власть шведской короны, отойдя к ней окончательно в 1617 году. А в 1681 году стены крепости, получившей при шведах название Ямбург (то есть «крепость Ям»), были взорваны.
Крепость вернулась к России только в 1703 году в результате побед Петра I в Северной войне, однако шведское название было сохранено. По специальному указу императора ее укрепили и в 1708 году передали во владение князю Александру Меншикову. Тогда же Ямбургский уезд вошел в состав Санкт-Петербургской губернии. Когда в 1712 году столицу Русского государства из Москвы перенесли в Санкт-Петербург, Ямбург оказался ближним к ней уездом. При Петре I в Ямбурге были построены заводы по производству хрустальной посуды для царского двора и украшений для музыкальных фонтанов в Петергофе.
Конец XVIII — начало XIX века — время развития административного центра Ямбургского уезда. Так, по приказу Екатерины II итальянским архитектором Антонио Ринальди в городе был возведен большой каменный собор, открытый в 1782 году. Однако уже к началу XX века Ямбург переходит в разряд одного из беднейших городов Санкт-Петербургской губернии, где главным доходом обывателей становится сдача домов внаем расквартированным войскам.
Центр города Кингисеппа
После октября 1917 года, когда почти во всей России была установлена советская власть, город вновь стал важным стратегическим пунктом на подступах к «колыбели революции». В марте 1918 года на границе уезда были остановлены войска кайзеровской Германии, рвавшиеся к красному Петрограду через Эстонию, а в 1919 году его территория дважды становилась ареной ожесточенных боев Красной Армии с белогвардейскими формированиями Юденича. 17 мая 1922 года Ямбург был переименован в Кингисепп в честь руководителя эстонских коммунистов Виктора Кингисеппа.
Вследствие своей близкой расположенности к границе Кингисепп вплоть до 1940 года был важным узлом обороны рубежей Советского государства. В1941 году Кингисеппский укрепрайон стал серьезной преградой на пути немецко-фашистских войск к Ленинграду, однако уже в августе город был оккупирован немецко-фашистскими войсками и освобожден лишь в феврале 1944 года.
Во времена СССР Кингисепп славился своими промышленными предприятиями, прежде всего в химической отрасли.
Сейчас в городе работают церковно-приходская, музыкальная и семь общеобразовательных школ, два профессиональных лицея, а также несколько филиалов институтов и университетов. В Кингисеппе 24 библиотеки, общий фонд которых почти полмиллиона экземпляров самых различных книг, многие из которых являются библиографической редкостью.
Центральная городская больница (детская и взрослая поликлиники, родильный дом) и женская консультация являются одними из лучших в Ленинградской области по оснащению и обслуживанию. Кроме того, в Кингисеппе работают два Дома культуры и общественный центр, где регулярно проводятся праздники, концерты, фестивали, танцевальные и театральные постановки. И конечно, работают секции футбола, волейбола, гандбола, бодибилдинга, карате, таэквандо, дзюдо, вольной борьбы, бокса, лыж, конного спорта, бальных танцев и шейпинга.
Глава 2. От пеленок до школы
Мама, папа, я
Просто так квартиры тогда не давали — нужен был веский повод. И этим поводом стало мое рождение, которое пришлось на 27 ноября 1982 года. Неплохой день. Недавно покопался в Интернете и обнаружил, что вместе со мной день рождения отмечают артист Владимир Машков, музыканты Джимми Хендрикс и Борис Гребенщиков, двукратный олимпийский чемпион пятиборец Дмитрий Сватковский и, наконец, сам Брюс Ли. В неплохую компанию я попал, а?
— Роды прошли абсолютно нормально, — вспоминает Татьяна Вениаминовна. — Мы их очень долго ждали. Еще бы, ведь Саша наш первый ребенок. Несколько дней спустя нас с Сашей выписали и сдали с рук на руки Толе. К тому моменту весь младенческий «гарнитур» — пеленки, распашонки и прочее — был уже куплен. Нам оставалось только принимать многочисленные поздравления от друзей. А потом началось... Какой он был беспокойный! Кричал днем и ночью! Ужасно!
Такое чувство, что мама слегка преувеличивает. Впрочем, при этом она всегда добавляет, что в детстве я, в отличие от большинства детей, почти не болел. Может быть, поэтому и в детский сад пошел относительно рано-уже в 11 месяцев. Интересно, что родители установили очередь, кто в какой день забирает меня из садика, и старались неукоснительно ее придерживаться. Мама к тому моменту опять вышла на работу наладчиком вычислительной техники.
— С Сашей никогда не было особых проблем, — продолжает свой рассказ Татьяна Вениаминовна. — И все же отдельные неприятности случались. Например, однажды пятилетнего Сашку взял на плечи один мальчик. Взять-то взял, да не удержал. Сын упал и больно ударился об угол песочницы. Плакал, конечно. Хорошо, что папа был в командировке, и ему не досталось на орехи.
Мне 3 года
Первые несколько лет моей жизни прошли в общежитии (родители получили квартиру только спустя несколько лет после моего рождения). Кстати, именно в общежитии я начал учиться читать. В серванте стояли какие-то книги, я их естественно, попытался открыть. Отец увидел это и показал мне буквы: А, О, И.
— Да, было такое, — соглашается Анатолий Рафаилович. — Саша вообще очень рано научился читать. Он всегда выделялся среди сверстников своими способностями, был очень шустрым, крепеньким, сообразительным.
— С этой семьей я знакома очень хорошо, — говорит Раиса Александровна Шлюберг, соседка Кержаковых. — Мы жили на одной площадке и всегда общались. Таня и Толя — очень милые люди, с ними приятно было поговорить. Судя по всему, они хорошо воспитали своих мальчиков — Сашу и его младшего брата Мишу, поскольку они были очень вежливыми. Пройду мимо, обязательно поздороваются. И всегда такие чистенькие, ухоженные, опрятно одетые. Саша дружил с моим внуком Вадиком, они вместе ходили на футбол, причем как-то быстро Сашина увлеченность передалась и моему внуку. Игроком он, правда, не стал, зато превратился в завзятого болельщика. Мы и теперь следим за играми «Зенита» и особенно за Сашей.
Футбол в моей жизни появился года в три. Папа рассказывал, что я сидел в нашей маленькой комнате, которая всего-то была восемь или девять квадратных метров, и смотрел книжки. Отец катнул мячик по полу, а я посмотрел на него, бросил книжки, поднял мяч с пола и засмеялся.
Я в 5 лет с братом Мишкой
— На самом деле я начал приучать Сашу к мячу даже раньше трех лет, — вспоминает Анатолий Рафаилович. — Мне всегда хотелось, что бы он стал футболистом. Да и жена была не против, наоборот, поддерживала меня в этом стремлении. Поначалу мы просто играли с ним в мяч, когда я приходил домой после работы. Потом постепенно вышли во двор, и мне стало интересно наблюдать, как он возится на поле с другими детьми. Помню, шел я как-то из магазина, а на площадке Сашка с другими пацанами трое на трое играет. Обматывает их, чертенок, постоянно! И это в три с половиной года!
Папа всегда был очень жестким и требовательным по отношению ко мне. Даже он сам признает, что тот стиль тренировок иначе как авторитарным не назовешь.
— А как иначе? — замечает Кержаков-отец. -Ведь просто играть в футбол, пусть даже и очень хорошо, явно недостаточно. Поэтому я выработал свою методику. Неподалеку от дома был небольшой стадиончик, на котором мы и отрабатывали элемент за элементом. Показывал, как ставить подъем, как держать опорную ногу, как бить в основание мяча, а не под него. Нагрузки наращивали постепенно, оттачивая удары в разных вариантах — с отскока от асфальта, с наката.
Детский сад
Чтобы поставить ему прием, просто швырял мяч прямо в него с отскоком от асфальта. Причем ему порой даже и спрашивать ничего не нужно было — все получаюсь как бы само собой. Так проходил почти каждый выходной.
— Саша никогда с мячом не расставался, — вспоминает приятель Саши Кержакова по двору Александр Костецкий. — Чуть минутка свободная появится, он тут же приходит и спрашивает: «Давай сыграем?» И неважно, после детского сада ли это происходило или после уроков в школе... Если никого на улице больше не было, он сам бегал с мячом, а уж если находил себе соперников, то начиналась настоящая игра! И хотя я немножко постарше, но заводилой в нашей команде был именно Сашка. Поэтому, наверное, мы выигрывали значительно чаще, чем проигрывали.
Папа посчитал, что к шести годам поставил мне удар и технику и теперь нужно начинать играть по-серьезному. Рядом в манеже компания снимала зал, вот к ней меня и запустили. Представляете, шести, семилетний пацан пытается толкаться с взрослыми мужиками! Мячом мне попадало почти каждый раз, но я никогда не плакал. Впрочем, вру. Плакал. Но не от мяча, а от шайбы, когда мне однажды зимой в кровь рассадили нос.
— У Саши был, выражаясь современным языком, хороший рейтинг,-говорит Анатолий Рафаилович. — Ребята знали, что он хорошо играет, и поэтому без колебаний брали его в свои команды. Правда, вскоре ему пришлось переходить на новый режим. После футбола надо было делать уроки
Глава 3. Начальная школа начального футбола
Начало начал
Свое самое первое «первое сентября» я помню смутно. Хотя бы потому, что школа для нас началась еще в детском саду. Это называлось «нулевой» класс-мы учились там, где раньше играли, и год спустя пошли сразу во второй класс. Как мне хотелось попасть в школу! Я еще в садике носил портфель за старшими ребятами. Естественно, в свободное от футбола время. А сколько было радости, когда родители наконец купили мне настоящий ранец! Он, кажется, был с разными ремешками, и на нем был нарисован мальчик с оранжево-коричневой собачкой.
Тогда в настоящую школу меня отвела мама. Несмотря на то, что день был пасмурный, у меня в памяти он остался расцвечен яркими красками. Огромное количество цветов, красивых людей, нарядно одетых мальчиков и девочек. За парту я сел со своим детсадовским приятелем: как-никак родная душа. Потом, когда немного пообвыкся, соседствовал и с ребятами, и с девчонками. Помню, парта была свежевыкрашенна светло-зеленой краской, однако в левом углу уже красовалась надпись. Большими буквами, судя по всему шариковой ручкой, было написано: «Здесь был Димон». Стул был железным с деревянным сиденьем, а на верхушке спинки были такие пластмассовые пробки, которые было очень легко и удобно вытащить и потом гонять по коридорам вместо мяча.
— Первый раз я увидела Сашу Кержакова, когда ему было 6 лет, — рассказывает Валентина Андреевна Пчельникова, учительница начальных классов. — Он попал ко мне в нулевой класс, в котором были собраны довольно развитые дети. И Саша был среди них одним из лучших. Бывают люди, которым от природы дано, так вот Кержаков — один из них. Казалось, ему удается буквально все. Прекрасно развит, начитан, всегда грамотно говорит плюс хорошее логическое мышление. Поэтому у него всегда было хорошо с математикой, да и литература шла у него неплохо. Ошибки, правда, иногда встречались в диктантах, и по этому поводу Саша страшно переживал. Даже до слез доходило.
Второй класс, я — 4-й слева, в верхнем ряду
Каким я был тогда прилежным. Мне нравились абсолютно все предметы, я постоянно делал домашние задания, а на уроках, чуть что, тянул руку. И немудрено, ведь меня еще в детском садике мама хорошо подготовила. Естественно, что других оценок, кроме пятерок, от нашей учительницы Валентины Андреевны я тогда не получал в принципе. У меня вообще о том времени остались только хорошие воспоминания. Мы считались очень дружным классом-за пять лет ни единой, даже маленькой стычки. Одно из самых ярких впечатлений — поездка под Кингисепп на уборку картошки и поедание маминых булочек с черничным вареньем. Что поделать, люблю сладкое. Это унас, можно сказать, семейное. Жаль только, что друзей с начальной школы у меня не осталось. Я тогда уже активно играл в футбол, общался с ребятами намного старше и поэтому знал их лучше, чем своих сверстников.
— Как любой ребенок, друживший со спортом, Саша любил физкультуру, — продолжает Валентина Андреевна Пчельникова. — Там он во всех упражнениях выкладывался на 100 процентов. Приходил в класс такой раскрасневшийся, довольный. Очень переживал по поводу пропущенных уроков, когда ему надо было уезжать на различные соревнования, боялся, что я его не отпущу. Но такого, естественно, не было, тем более что он быстро наверстывал упущенное. Уже тогда футбол стал для него чем-то большим, чем просто игра во дворе. Других увлечений, по-моему, у него просто не было. Впрочем, пожаловаться на хотя бы одно невыполненное домашнее задание я не могу.
Жизнь прекрасна
В 1989 году я вместе с отцом впервые попал на настоящий матч, когда «Зенит» сыграл вничью со «Спартаком» — 0:0 на Стадионе им. Кирова, а второй уже не помню когда. Но наши тогда проиграли. Еще папа возил меня в ледовый цирк, правда, там мне никто не запомнился. Что касается мамы, то она ездила со мной летом в Евпаторию.
— Кержаков был очень симпатичным мальчиком, и девочки никогда не оставляли его без внимания, — рассказывает Валентина Андреевна. — Тем более что по характеру он лидер, и все с ним, как правило, советовались, как решить, например, то или иное задание по математике. Еще он постоянно принимал участие во всевозможных конкурсах, неплохо пел, читал стихи. Вообще за те четыре года, что Саша у меня учился, он cmaл более уверенным и уравновешенным, что ли. Сейчас вспоминаю его с большим удовольствием, более того, даже начала болеть за «Зенит».
Мое первое футбольное поле
Очень много места в тогдашней моей жизни занимал двор. Там я ждал отца после работы, чтобы он со мной тренировался. Занятия редко продолжались больше пяти минут — я делал что-то не так, он психовал и уходил домой. Интересно, что наш двор был какой-то не футбольный: ребята резались в «войнушку», в прятки, изображали карате. Тогда только-только появились боевики, и они ходили с палками, подражая разным крутым парням. А со мной им было скучно — такого маленького при игре в прятки найти не так-то просто. Поэтому я чаще всего уходил в другой двор, к футболистам. На стадионе ПТУ гоняли мяч взрослые мужики, которые хоть и не звали меня к себе, но хотя бы не прогоняли. Пропадал там до 12 часовночи.
— Саша никогда не сидел на месте, — вспоминает одноклассник Александра Кержакова Петр Подоляк. — Всегда занимался каким-нибудь делом. В основном катал футбольный мяч. Причем везде: в школе, во дворе, на тренировках... Другие музыку слушают, телевизор смотрят, а он посидит-посидит и снова на улицу. Причем его команда должна была обязательно выиграть, иначе Саша будет целый день ходить словно в воду опущенный и ни с кем не разговаривать. Кроме того, он никогда ни на кого не кричал и не хвастался. Даже когда стал учиться в школе «Зенит».
Мой первый телевизионный футбольный опыт пришелся на чемпионат мира по футболу 1990 года в Италии. И хоть смотрелся он по большей части неосознанно, имена Роберто Баджо, Юргена Клинсманна, Марадоны запали в душу. Они все были нападающими, поэтому, наверное, и обращали на себя внимание. От отца я унаследовал любовь к бразильской сборной, поэтому в 1994-м, на следующем «мундиале» я внимательно наблюдал за Ромарио и Бебето, а в 1998-м — за Роналдо и Роберто Карлосом.
Спортшкола «Юность»
— Я тогда работал в школе № 6, в которой учился Саша, — вспоминает Виктор Антонович Корсун, директор кингисеппской спортшколы «Юность». — И не помню футбольного матча, в котором бы он не принимал участия. Обычно ребята как к урокам физкультуры относятся? Правильно — «подумаешь, игра!» А Саша, выходя на поле, буквально рвался в бой, боролся за каждый мяч и переживал каждое поражение.
Свою первую форму я получил в команде «Фиеста», которую тренировал Борис Иванович Феткулов. Комплект состоял из желтой футболки, зеленых трусов и зеленых же гетр. Мне тогда достался 5-й номер, хотя хотелось, естественно, «десятку». Но там была такая толпа — что вырвал, то и получи. Так я даже во дворе гулял с 10-м номером на спине. И это тоже от отца, который в то время симпатизировал Марадоне. Кстати, именно в «Фиесте» я стал центральным нападающим — тренеру понравились мои скорость и техника.
Потом была команда моих одногодков, которую тренировал Сергей Николаевич Федоров. С ним мы принимали участие в нескольких турнирах по области. Вот только официальные встречи мне не всегда удавались. А если точнее, я проваливал матчи, когда на них присутствовал отец. Мне очень хотелось выглядеть перед ним лучше, я начинал суетиться, переживал и в итоге играл неудачно. Наверное, я боялся отца. Ведь он всегда был ко мне очень строг и мог запросто закричать на меня на весь стадион. Иногда просто хотелось прийти домой, швырнуть бутсы в угол и послать все к чертовой матери. Но через пару дней руки сами зашнуровывали «ненавистную» обувку.
После 4-го класса я получил свою первую премию: целых 50 рублей. Отдал их маме, она сделала нам с братом Мишкой праздничный ужин. А в 10 лет моя жизнь перешла в другую фазу. Я впервые в жизни поехал.
Глава 4. Раз интернат, два интернат, три интернат
Если быть точным, то первый раз я приехал на просмотр в 10 лет. Было это в «Смене» и как-то ничем не закончилось. То есть тренер, который смотрел ребят, — Александр Борисович Колодкин, сказал папе, что они готовы меня взять, и даже назвал время занятий.
— Он подошел ко мне после двусторонней игры, — рассказывает Анатолий Рафаилович, — говорит: мы берем Сашу, тренировки во вторник и четверг в 16.45. Вы из Кингисеппа? Не страшно, у нас много ребят на электричках ездит. В общем, жду вас в следующее воскресенье. А мы побоялись его везти и потом долго переживали из-за этого. Такой шанс...
Таким я приехал в Санкт-Петербург
Год спустя мама отвезла меня уже в «Зенит» — к Владимиру Ильичу Петрову и Юрию Геннадьевичу Соловьеву. Приехали, оказывается, уже в последний день, и народу было всего человек пятнадцать. Я пробежался, попрыгал, поиграл в футбол и... попал в группу к Владимиру Ильичу.
Поскольку я был маленьким и меня не брали ни в одно специализированное училище, В. И. Петров устроил меня в интернат для многодетных семей.
Там я прожил первые полгода. Очень скучал по родителям и дому. В комнате со мной жили еще шестеро ребят. Условия жизни были сложными. Зима в том году выдалась очень холодная. Так как отопления не было, приходилось спать в спортивном костюме. Старался раньше уезжать на тренировку: за 2 часа до ее начала. Частенько приезжал отогреваться в семью к крестной — тете Оле. Это самые близкие наши друзья и по сей день.
Учился я там хорошо. Это было совсем несложно — они почти на полгода отставали от нашей школы в Кингисеппе. Почти все экзамены сдавались досрочно. С «сокамерниками» проблем особенных не было: они сразу поняли, что я занимаюсь по-серьезному, и не приставали. Да и на тренировках все было более-менее — играл нападающим. Многие ребята тогда из-за маленького роста не принимали меня всерьез, а я обыгрывал, убегал и забивал.
Тяжелые времена
— В феврале Саша заболел стрептодермией, — говорит Анатолий Рафаилович. — Морозы зимой 1993 года стояли под 30 градусов, поэтому мне пришлось приехать туда и забрать его на время, чтобы подлечиться. Затем он снова приехал в интернат на месяц, закончил 5-й класс и в марте — апреле опять жил дома. Каждые выходные ездил на игры. Выглядело это следующим образом: допустим, матч в 9 утра на Бутлерова. Саша встает в 5 утра (сам, кстати, встает). Сажаешь его на автобус № 841 Кингисепп — Петербург, он едет, выходит в Автово. Потом — по прямой ветке на метро до «Академической». Отыграет и по той же схеме возвращается домой. И это в 11 лет.
В мае 1993 года начался чемпионат города, и я поехал в спортивный лагерь в Тарасово Неделю тренировался, а в выходные мы играли. Отец с матерью приезжали на матчи, смотрели, поддерживали. Жил я в эти дни дома у Владимира Ильича.
Лето 1993 года было периодом довольно серьезных раздумий. Играть хотелось, но не в один интернат меня не брали. Казалось, выхода нет. Осенью мне предстояло вернуться в свою родную кингисеппскую школу. Но тут фортуна улыбнулась мне — в нашу зенитовскую команду пришел новый тренер Сергей Иванович Романов. Наверное, ему понравилось, как я играю, потому что он сразу сказал, что Кержаков ему нужен и что он будет добиваться для меня места в Училище олимпийского резерва № 2 (в первое, где учились футболисты, не взяли бы по возрасту — вместо положенного 9-го класса у меня тогда был только 6-й). И, что самое удивительное, ему это удалось! Здесь еще хочется сказать огромное спасибо директору МСДЮШОР «Зенит» Евгению Наумовичу Шейнину.
Я первый слева, в нижнем ряду
Без его помощи переселение не состоялось бы. Я поселился в здании на улице Коммуны и стал учиться в школе № 93. Условия по сравнению с моим предыдущим интернатом — просто небо и земля.
— Когда мы его устраивали в училище № 2, — рассказывает Татьяна Вениаминовна, — его глаза были полны слез. Все-таки этот ужас «для многодетных семей» наложил свой отпечаток, да и на новом месте ему первое время было очень тяжело. Саша всегда просил, чтобы мы обязательно приехали в пятницу. Жалко, конечно, становилось, но и в Кингисеппе ему делать было абсолютно нечего.
Моя комната
Когда я приехал в интернат, одна из воспитательниц сказала ребятам: «Идите, познакомьтесь с мальчиком». После этого ко мне как-то сразу стали относиться очень тепло. Почему? Во-первых, я оказался единственным футболистом среди борцов, боксеров, лыжников и, во-вторых, был самым маленьким. Причем как по возрасту, так и по габаритам. Думаю, мне очень повезло, — ведь именно в этом спортивном интернате удалось познакомиться с людьми, которые впоследствии стали чемпионами мира и Европы, а в первую очередь просто очень добрыми и хорошими ребятами.
Мой распорядок был жестким: подъем в 6.15, завтрак (мне его специально готовили пораньше), после чего ехал в школу. Училище располагалось на Ржевке, школа на «Академичке», поэтому основным транспортом был 102-й автобус. Садился на конечной остановке и ехал в нем минут сорок — сорок пять. Иногда даже успевал последние сны Досмотреть. После учебы — на тренировку, а затем домой. В училище я появлялся около семи вечера. Силы оставались только на то, чтобы сделать Уроки.
— Один в городе, до школы ехать туда и обратно полтора часа — такое выдержать сложно, — замечает Кержаков-отец. — Пришлось смириться с появлением троек в дневнике. Хорошо хоть, что у него почти сразу после приезда появилось много знакомых среди ребят, и они его, как могли, поддерживали.
Я с Жуковым
в нашей комнате
Первые полгода я жил один. Потом, после лета и лагеря, к нам приехал парень из Тихвина, Антон Жуков, тоже футболист. Мы жили в одной комнате вплоть до прошлого года. А познакомился я с Антоном еще в лагере в Тарасове, когда тренер представил Жукова как нового защитника нашей команды. Потом он сказал, что новичок будет жить в интернате, и мы как-то быстро с ним сблизились. Он, кстати, уже тогда выделялся среди сверстников, был мощным, здоровым парнем, и поэтому мы с ним смотрелись довольно колоритно. Жили дружно, но иногда ссорились. Впрочем, когда люди помногу находятся вместе, трения обычно происходя из-за пустяков. К примеру, кто-нибудь забыл убрать комнату в свой дежурный день. Мы могли не разговаривать неделями, но до потасовок дело никогда не доходило. Правда, ссоры как-то сами собой прекратились, когда нас обоих взяли в «Светогорец».
Мы с Антоном очень любили гулять вместе по городу, особенно по Невскому. Хотя я и до его приезда часто выбирался в центр Петербурга. В первую очередь поехал смотреть храм Спаса-на-Крови. Я очень много видел различных картинок, открыток с его изображением, еще больше слышал, и мне очень хотелось увидеть, как такое чудо выглядит в действительности. Оказалось, очень красиво, особенно когда солнце играет на золоте куполов. Потом, естественно, были Казанский и Исаакиевский соборы, Стрелка Васильевского острова, Эрмитаж и другие красивейшие места города на Неве, но то, первое впечатление от храма было самым сильным.
Впрочем, в УОР № 2 я общался не только с Антоном. До сих пор поддерживаю приятельские отношения с фигуристом Максимом Марининым, боксером Иваном Кирпой. Интересно, что один из ребят, занимавшихся дзюдо, сейчас работает охранником у президента «Зенита» Виталия Леонтьевича Мутко. А с лыжниками, борцами мы запросто играли в футбол. Да и вообще те три года, что я жил в интернате, вспоминаю с теплотой. Очень хорошая атмосфера там была, все относились друг к другу по-доброму. А вот на дискотеки или в кино мне походить как-то не довелось. Во-первых, это меня как-то не привлекало, а во-вторых, я был такой маленький, что меня все равно бы на танцпол не пустили.
Поехали…
По окончании 8-го класса у меня появилась возможность перейти в Училище олимпийского резерва № 1, где тренировались футболисты. Там уже было немного легче — не нужно было столько времени тратить на транспорт (ведь школа была через дорогу), да и «Зенит» совсем рядом. Жил вместе с Антоном, но учился на класс младше (я — поздний ребенок), тем не менее у нас был одинаковый распорядок. В половине двенадцатого начинались уроки, которые длились 4 часа. По окончании занятий мы ехали на тренировку, причем не на «интернатскую», а свою, зенитовскую. Это был период, когда я два года сидел на скамейке запасных.
— Саша взрослел без нас, — говорит Татьяна Вениаминовна. — С 6-го класса он жил один, и когда его в 1997 году перевели в интернат на Хлопина, он был уже самостоятельным человеком. Его и ругать-то за проступки поздно было. А мы в тот период просто не могли постоянно находиться с ним рядом, поскольку в 1991 году вся прежняя жизнь рухнула, и наше предприятие отправило нас в административные отпуска на полгода. Был момент, когда, чтобы приехать повидать сына, нам приходилось собирать клюкву на болотах около Кингисеппа, а потом продавать ее.
Училище было тогда, да, пожалуй, и сейчас, особым миром. В моем сознании понятия «свой дом», «интернат», «друзья» были неразделимы. Мы были вместе, мы делали одно дело, и нам от этого было хорошо. О чем говорить, если сейчас на вопрос о любимых учителях я не могу ответить конкретно. Просто не было тогда скучных предметов, плохих педагогов.
Разноголосица. Михаил Кержаков, младший брат
Детство. Самое яркое воспоминание того периода — это частые, если не сказать постоянные, Сашины тренировки то со своей командой, то с отцом. От папы ему сильно доставалось, если тот был чем-то недоволен. А в остальном он
был идеальным ребенком из школы плохих оценок не приноси
Источник: http://www.kerzhakov.net |
| Категория: Биография игроков | Добавил: Augene (24.01.2008)
| Автор: Женя E W
|
| Просмотров: 2027 | Комментарии: 2
| Рейтинг: 4.2/4 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
